«Селям алейкум, Омарчик!» - Старик Хоттабыч - Зарубежные сказки - Сказки со всего мира, рассказы, повести для детей

В руках у Сережи находился позеленевший от морской воды, а может быть, и от времени, небольшой, размером со столовый графин, медный сосуд. – Его нужно сейчас же сдать Степану Тимофеевичу! – возбужденно сказал Волька. – Это, наверно, какая-нибудь экспедиция вложила в него письмо и нарочно бросила в воду, чтобы те, кто его выловит, узнали о ее бедственном положении. – Правильно! – подтвердил со своей стороны Женя. – Я тоже сначала так решил, – отвечал Сережа, – но потом сообразил, что ничего страшного не случится, если мы раньше сами вскроем эту посудину и первые посмотрим, что там внутри.

Это же очень интересно. Правильно я говорю, ребята? – Правильно! Конечно, правильно! – взбудораженно загалдели Волька с Женей. Сережа, побледнев от сознания важности момента, довольно быстро соскреб с горлышка сосуда смолистую массу, которой оно было наглухо замазано. Под смолой оказалась массивная свинцовая крышка, покрытая какими-то письменами. Сережа с трудом отвинтил ее. – А теперь, – сказал он, опрокидывая сосуд над своей койкой, – посмотрим, что там… Он не успел закончить эту фразу, как из сосуда валом повалил густой черный дым, заполнивший всю каюту так, что стало темно и нечем было дышать.

Однако через несколько секунд дым собрался, сжался и превратился в малопривлекательного старика со злобным лицом и глазами, горящими, как раскаленные угли. Первым делом он упал на колени и, истово колотясь лбом о пол каюты, возопил громовым голосом: – Нет бога, кроме Аллаха, а Сулейман пророк его! После этих слов он еще несколько раз молча стукнулся лбом о пол с такой силой, что вещи, висевшие на стенах каюты, закачались, как во время сильной качки. Потом он снова вскричал: – О пророк Аллаха, не убивай меня!.. – Разрешите справочку, – прервал его стенания перепуганный и в то же время заинтригованный Волька.

– Если я не ошибаюсь, речь идет о бывшем еврейском царе Соломоне Давидовиче? – Именно о нем, о презренный отрок, о нем, о Сулеймане ибн Дауде, да продлятся дни его на земле! – Это еще большой вопрос, кто из нас презренный, – тактично возразил незнакомцу Волька. – А что касается вашего Сулеймана, то заявляю вполне официально: дни его ни в коем случае продлиться не могут. Он, извините, умер. – Ты лжешь, несчастный, и дорого за это заплатишь!

– Напрасно злитесь, гражданин. Этот восточный феодал умер уже две тысячи девятьсот девятнадцать лет тому назад. Об этом даже в «Энциклопедии» написано. – Кто открыл сосуд? – деловито осведомился тогда старичок, приняв, очевидно, к сведению Волькину справку. – Я, – скромно отозвался Сережа, замирая от гордости. – Я. Но не стоит благодарности. – Нет бога, кроме Аллаха! – воскликнул незнакомец, услышав слова Сережи. – Радуйся, о недостойный мальчишка! – А чего это мне радоваться! – удивился Сережа. – Это вас спасли из заточения, вы и радуйтесь. А мне-то чему радоваться, чудак вы старичок? – А тому, что я убью тебя сию же минуту злейшей смертью! – Ну, знаете ли, – возмутился Сережа, – это просто неблагодарно!

Ведь я же вас освободил от этой медной посудины. Если бы не я, кто знает, сколько бы еще тысяч лет вы в ней проторчали в дыму и копоти! – Разговорчики! – сердито прикрикнул незнакомец на Сережу. – Желай, какой смертью умрешь и какой казнью будешь казнен. У-у-у-у! – Попрошу вас без запугиваний. И вообще, в чем, собственно говоря, дело? – вконец рассердился Сережа. – Знай же, о недостойный юнец, что я один из джиннов, ослушавшихся Сулеймана ибн Дауда – мир с ними обоими! И Сулейман прислал своего визиря Асафа ибн Барахию, и тот привел меня насильно, ведя меня в унижении, против моей воли. Он поставил меня перед Сулейманом, и Сулейман, увидев меня, призвал против меня на помощь Аллаха и предложил мне принять его веру и войти под его власть, но я отказался. И тогда он велел принести этот кувшин и заточил меня в нем… – Правильно сделал, – тихо прошептал Женя на ухо Вольке. – Что ты там шепчешь? – подозрительно спросил старик, прервав свои слова. – Ничего, просто так, – поспешно ответил Женя. – То-то, – мрачно сказал старик. – А то со мною шутки плохи… Итак, закругляюсь.

Но никто не освободил меня, и тогда я разгневался сильным гневом и сказал в душе своей: всякого, кто освободит меня сейчас, я убью, предложив раньше выбрать, какою смертью умереть. И вот ты освободил меня, и я тебе предлагаю выбрать, какою же смертью тебе желательней было бы умереть. – Но ведь это просто нелогично – убивать своего спасителя! – горячо возразил Сережа.

– Нелогично и неблагодарно. – Логика здесь совершенно ни при чем! – жестко отрезал джинн. – Выбирай себе наиболее удобный вид смерти и не задерживай меня, ибо я ужасен в гневе… – Можно вам задать вопрос? – вмешался в этот страшный разговор Волька, но джинн в ответ так цыкнул на него, что не только у Вольки, но и у молчавшего Жени от страха подкосились ноги. – Ну а мне, мне-то вы разрешите один только единственный вопрос? – взмолился Сережа с таким отчаянием в голосе, что джинн ответил ему: – Хорошо, тебе можно.

Но, смотри, будь краток. – Вот вы утверждаете, что провели несколько тысяч лет в этом медном сосуде, – произнес тогда Сережа дрожащим голосом, – а между тем он настолько мал, что не вместит даже одной вашей руки. Как же вы, извините за бестактный вопрос, в нем умещались целиком? – Так ты что же, не веришь, что я был в этом сосуде? – вскричал джинн, обращаясь к Сереже. – Никогда не поверю, пока не увижу вас в нем собственными глазами, – твердо отвечал Сережа, подмигнув Вольке, который при этих словах еле сдерживался от радостного восклицания.

– Так смотри же и убеждайся! – заревел джинн, встряхнулся, стал дымом и начал постепенно вползать в кувшин, под тихие аплодисменты обрадованных ребят. Уже больше половины дыма скрылось в кувшине, и Сережа, затаив дыхание, схватил крышку, чтобы снова запечатать в нем джинна, когда тот, видимо раздумав, снова вылез наружу и опять принял человеческий образ. – Но-но-но! – сказал он, хитро прищурившись и внушительно помахивая пальцем перед лицом Сережи, поспешно спрятавшего крышку в карман. – Но-но-но! Ты свои штучки брось, о презренный молокосос!

Не-ет, больше этот фокус не пройдет! – Да я и не думал вас обманывать, – ответил дрожащим голосом Сережа, чувствуя, что теперь-то он уже окончательно пропал. – Выбирай же поскорее, какой смертью тебе хотелось бы умереть, и не задерживай меня больше, ибо я устал с тобой разговаривать. – Хорошо, – сказал Сережа, немного подумав, – но обещай мне, что я умру именно этой смертью, которую я сейчас выберу. – Клянусь тебе в этом! – торжественно обещал джинн, и глаза его загорелись дьявольским огнем. – Так вот, – сказал Сережа и судорожно глотнул воздух, – так вот: я хочу умереть от старости. – Вот это здорово! – воскликнули в один голос Волька с Женей.

А джинн, побагровев от злобы, крикнул: – Но ведь старость твоя очень далека! Ты ведь, увы, еще так юн! – Ничего, – ответил мужественно Сережа, – могу подождать. Услышав Сережин ответ, ребята радостно засмеялись, а джинн, беспрестанно выкрикивая какие-то ругательства на арабском языке, стал метаться по крошечной каюте, расшвыривая в бессильной злобе все, что ему попадалось на пути.

Но Омар Юсуф ибн Хоттаб хитрее тебя, о презренный… – Омар Юсуф ибн Хоттаб?! – в один голос воскликнули пораженные ребята. Но джинн, дрожа от злобы, заорал: – Молчать, или я вас всех немедленно уничтожу! Да, я – Омар Юсуф ибн Хоттаб, и я хитрее этого мальчишки. Я выполню его просьбу, и он действительно умрет от старости. Но, – он окинул ребят победным взглядом, – но старость у него наступит раньше, чем вы успеете сосчитать до ста. – Ой! – воскликнул Сережа звонким, мальчишеским голосом. – Ой! – воскликнул он через несколько секунд басом. – Ой, – захрипел он еще через несколько секунд дребезжащим, стариковским голосом, – ой, умираю!

И его друзья с тоской взирали на то, как Сережа с непостижимой быстротой превратился на их глазах сначала в юношу, потом в зрелого мужчину с большой черной бородой, как затем его борода быстро поседела, а сам он стал пожилым человеком, а затем дряхлым, лысым стариком. Еще несколько секунд – и все было бы кончено, если бы Омар Юсуф, злорадно наблюдавший за быстрым угасанием Сережи, не выкрикнул при этом с тоской: – О, если бы со мною был сейчас мой несчастный брат!

Да, у меня был брат, которого так звали, но тем хуже будет тебе: ты разбередил мою кровоточащую рану. – А если я вам скажу, что ваш брат жив? А если я вам покажу его живым и здоровым, тогда вы пощадите Сережу? – О, если бы я увидел моего дорогого Гассана, тогда твой приятель остался бы жить до тех пор, пока он не постареет по-настоящему!

И тогда это случится, уверяю тебя, очень нескоро. Но если ты обманываешь меня… О, клянусь, тогда никто из находящихся здесь не спасется от моего справедливого гнева! – Подождите, в таком случае, одну, только одну минуточку! – обрадованно воскликнул Волька, рванул дверь каюты и через несколько секунд ворвался в кают-компанию, где Хоттабыч беззаветно сражался в шахматы со Степаном Тимофеевичем. – Хоттабыч, миленький, – взволнованно залепетал Волька, – беги скорее со мною в Сережину каюту, там ждет тебя очень большая радость… – Для меня нет большей радости, чем сделать мат высокочтимому моему другу Степану Тимофеевичу, – степенно отвечал Хоттабыч, задумчиво изучая положение на доске. – Хоттабыч, не задерживайся здесь ни на одну минуту, я тебя очень и очень прошу немедленно пойти со мною вниз! – Хорошо, – отвечал Хоттабыч и сделал ход ладьей. – Шах!.. Иди, о Волька, я приду, как только выиграю, а это, по моим расчетам, произойдет не позже как через два-три хода. – Это мы еще посмотрим, – бодро возразил Степан Тимофеевич, – это еще бабушка надвое сказала. Вот я сейчас немножко подумаю и… – Думай, думай, Степан Тимофеевич, – иронически ухмыльнулся старик, – все равно ничего не придумаешь.

Почему не подождать? Пожалуйста. – Некогда ждать! – воскликнул с отчаянием Волька и смахнул рукой фигуры с доски. – Если ты сейчас со мною не спустишься бегом вниз, то и я, и Сережа, и Женя погибнем мучительной и страшной смертью. Бежим! – Ты себе слишком много позволяешь, – недовольно пробурчал Хоттабыч, но побежал вместе с Волькой вниз. – Значит, «ничья»! – торжествующе крикнул им вслед Степан Тимофеевич, очень довольный, что так счастливо выскочил из совершенно безнадежной для него партии. – Ну нет, какая там «ничья»… – запротестовал Хоттабыч, порываясь вернуться назад, но Волька примирительно воскликнул: – Конечно, «ничья», типичная «ничья»! – изо всех сил втолкнул недоумевающего Хоттабыча в каюту, где бесновавшийся Омар Юсуф уже собирался привести в исполнение свое зловещее обещание. – Что это за старик? – осведомился Хоттабыч, увидев лежавшего на койке, жалобно стонавшего старца, бывшего еще несколько минут тому назад тринадцатилетним мальчиком Сережей.

– И это что за старик? – продолжал он, указывая на Омара Юсуфа, но тут же побледнел и, не веря своему счастью, сделал несколько неуверенных шагов вперед и тихо пробормотал: – Селям алейкум, Омарчик! – Это ты, о дорогой мой Гассан Абдуррахман? – вскричал, в свою очередь, Омар Юсуф, и оба брата заключили друг друга в столь долгие объятия, что для людей со стороны это даже показалось бы странным, если не знать, что братья были в разлуке без малого три тысячи лет. В первые секунды Волька был так растроган этой драматической встречей двух братьев среди льдов Арктики и настолько доволен за Хоттабыча, что совсем забыл про несчастного Сережу.

Тут человек погибает, а они милуются! – Ой, помираю, – как бы в подтверждение Волькиных слов прохрипел дряхлый старец Сережа, и Хоттабыч с удивлением осведомился: – Кто этот убеленный сединами старик и как он попал сюда, на постель нашего друга Сережи? – Да это и есть Сережа! – с отчаянием воскликнули в один голос Волька и Женя. – Спаси его, Хоттабыч! – Прошу прощения, о дражайший мой Гассанчик, – не без раздражения промолвил Омар Юсуф, обращаясь к своему вновь обретенному брату, – мне придется прервать столь приятные мгновения нашей встречи, чтобы выполнить данное мною обещание. С этими словами он подошел к койке и, дотронувшись жесткой ладонью своей правой руки до Сережиного плеча, прошипел: – Проси скорее прощения! – Прощения? У кого? – удивленно прохрипел старец Сережа. – У меня, о презренный отрок! – За что? – За то, что ты пытался провести меня. – Это ты у меня должен просить прощения! – запальчиво возразил Сережа. – Я тебя спас, а ты меня за это собирался убить.

Не буду просить прощения! – Ну и не надо, – ехидно согласился Омар Юсуф. – Но учти, что тогда ты через несколько мгновений умрешь. – И умру. И прекрасно, – гордо прошептал обессилевший Сережа, хотя, по совести говоря, ничего прекрасного в этой перспективе не видел. – Омарчик, – ласково, но твердо вмешался в эту трагическую беседу Хоттабыч, – не омрачай нашей долгожданной встречи нечестным поступком.

Ты должен немедленно и без всяких предварительных условий выполнить обещание, данное моему драгоценному другу Вольке ибн Алеше. Учти к тому же, что и этот достойнейший Сережа – мой лучший друг. Омар Юсуф в бессильной злобе заскрежетал зубами, но тут же взял себя в руки и промолвил: – Восстань, о дерзкий Сережа, и будь таким, каким ты был раньше… – Вот это совсем другое дело, – удовлетворенно заметил Сережа, и все присутствующие в каюте насладились невиданным доселе зрелищем – превращением умирающего старца в тринадцатилетнего мальчишку. Сначала на его морщинистых впалых щеках появился румянец, потом его лысый череп стал быстро покрываться седыми волосами, которые вскоре почернели так же, как и его густая борода.

Окрепший Сережа молодцевато вскочил с койки, весело подмигнув при этом своим приятелям. Перед ними был полный сил коренастый мужчина, на вид казавшийся лет сорока, но отличавшийся от своих сверстников тем, что его борода сама по себе становилась все короче и короче, пока наконец не превратилась в еле заметный пушок, который затем тоже пропал.