Только в следующую пятницу Марилла узнала о шляпе, украшенной венком цветов. Она вернулась домой от миссис Линд и потребовала у Ани объяснений. - Аня, миссис Рейчел рассказала мне, что в прошлое воскресенье ты была в церкви с каким-то смешным венком из лютиков и диких розочек на шляпе. Что за глупости! Ну, должно быть, и вид у тебя был! - О, я знаю, мне не идет розовое и желтое, - начала было Аня. - Не идет! Что за вздор! Сажать цветы на шляпу, какого бы цвета они ни были, просто смешно! Ты самый несносный ребенок на свете! - Не понимаю, почему носить цветы на шляпе смешнее, чем прикалывать к платью? - возразила Аня. - У многих девочек были букетики, приколотые к платью. Какая разница? Но Марилла не позволила оторвать себя от безопасного конкретного предмета и увлечь на ненадежную тропу абстрактных рассуждений. - Ты не должна так мне отвечать, Аня. Было это очень глупо, и, пожалуйста, постарайся, чтобы впредь подобного не было. Миссис Рейчел говорит, что чуть в обморок не упала, когда увидела тебя в таком наряде. Сначала она не смогла добраться до тебя, чтобы велеть тебе снять этот глупый венок, а потом было уже поздно. Она говорит, что прихожане сочли это ужасным... Разумеется, все подумали, что это я совсем потеряла рассудок, раз позволяю тебе выходить в этаком виде. - Ах, мне так жаль, - сказала Аня со слезами на глазах. - Я никак не предполагала, что вы будете возражать. Розочки и лютики такие милые и душистые; я считала, что они прелестно выглядят на моей шляпе. У многих девочек были искусственные цветы на шляпках. Боюсь, я буду для вас сущим наказанием. Может быть, вам лучше отослать меня обратно в приют? Это было бы ужасно. Не знаю, смогла бы я это пережить, скорее всего я заболела бы чахоткой, я ведь ужасно худая. Но уж лучше это, чем быть для вас сущим наказанием. - Чепуха, - сказала Марилла, рассердившись сама на себя за то, что довела девочку до слез. - И разумеется, я не собираюсь отправлять тебя обратно в приют. Все, чего я хочу, это чтобы ты была как все девочки и не выставляла себя на посмешище. Ну, перестань плакать. У меня есть для тебя хорошая новость. Диана Барри сегодня вернулась домой. Я сейчас пойду к ним, чтобы попросить у миссис Барри выкройку юбки, и, если хочешь, можешь пойти со мной и познакомиться с Дианой. Аня вскочила, сложив руки, слезы еще блестели у нее на щеках; полотенце, которое она подрубала, соскользнуло на пол. - Ах, Марилла, мне страшно... теперь, когда эта минута пришла, мне по-настоящему страшно. Что, если я ей не понравлюсь? Это будет наитрагичнейшее разочарование в моей жизни. - Ну-ну, нет причины так волноваться. И пожалуйста, не употребляй таких изощренных выражений, Это звучит смешно и неестественно в устах девочки. Я уверена, что ты понравишься Диане. Но главное для тебя - это отношение ее мамы. Если ты ей не понравишься, то не имеет значения, придешься ли ты по душе Диане. Если миссис Барри узнает, как ужасно ты вела себя по отношению к миссис Линд и о том, что ты ходила в церковь с лютиками на шляпе, то не знаю, что она о тебе подумает. Ты должна быть вежливой и воспитанной и избегать этих своих напыщенных речей. Господи Боже, да ребенок весь дрожит! Аня действительно дрожала. Лицо ее было бледным и напряженным. - Ах, Марилла, вы бы тоже волновались, если бы вам предстояло встретиться с девочкой, в которой вы надеетесь найти задушевную подругу и можете не понравиться ее маме, - говорила она, поспешно хватая свою шляпу. Они направились в Садовый Склон кратчайшим путем - через ручей и потом вверх по поросшему елями склону. Марилла постучала в дверь кухни. Им открыла миссис Барри. Это была высокая черноглазая и черноволосая женщина с очень решительным выражением лица. Поговаривали, что она очень строго воспитывает своих детей. - Как поживаете, Марилла? - сказала она сердечно. - Заходите. Это, наверное, девочка, которую вы взяли на воспитание? - Да, это Аня Ширли, - сказала Марилла. - Только не Анюта, - пробормотала Аня, которая, хоть дрожащая и возбужденная, никак не могла допустить недоразумения в таком важном вопросе. Миссис Барри не расслышала или не поняла, она просто пожала Ане руку и сказала ласково: - Как поживаешь? - Я здорова телом, хотя дух мой в явном смятении; спасибо, мэм, - сказала Аня серьезно и, обратясь к Марилле, добавила громким шепотом: - Ведь в этом не было никакой напыщенности, правда, Марилла? Диана сидела на диване и читала книжку, которую сразу отложила, когда вошли гости. Это была очень хорошенькая девочка, с такими же черными, как у матери, глазами и волосами, с розовыми щечками и веселым выражением лица, которое она унаследовала от отца. - Вот моя Диана, - сказала миссис Барри. - Диана, можешь взять Аню в сад и показать ей свои цветы. Это будет тебе полезней, чем портить глаза над книжкой... Она слишком много читает, - продолжила она, обращаясь к Марилле, когда девочки вышли из комнаты, - и я не могу ничего поделать, потому что отец поддерживает ее и поощряет. Вечно она торчит над книжкой! Я рада, что у нее появится подружка... может быть, будет побольше времени проводить на свежем воздухе. В это время в саду, освещенном ласковыми лучами заходящего солнца, льющимися с запада через темные старые ели, стояли Аня и Диана, застенчиво разглядывая друг друга поверх клумбы великолепных тигровых лилий. Сад Барри был настоящим густым и тенистым лесом цветов, которые в любой другой не столь торжественный и решающий момент привели бы в восторг Анино сердце. Его окружали огромные старые ивы и высокие ели, под которыми пышно разрослись тенелюбивые цветы. Аккуратнейшие дорожки, расходящиеся под прямыми углами и тщательно обложенные с обеих сторон морскими раковинами, пересекали его во всех направлениях, словно влажные красные ленты, а на клумбах было настоящее буйство красок старомодных цветов. Здесь были розовые маргаритки и огромные великолепные темно-красные пионы; благоуханные белые нарциссы и колючие шотландские розы с удивительно сладким запахом; розовые, белые и голубые водосборы и лиловые колокольчики; купы кустарниковой полыни, канареечника и мяты; пурпурные анютины глазки, желтые нарциссы и множество пахучего белого клевера с его нежными, ароматными, пушистыми цветами; алый шалфей, выстреливающий своими огненными пиками поверх белых пелларгоний. Это был сад, где хотелось задержаться даже солнечным лучам, где жужжали пчелы, а ветерки, поддавшись его очарованию, слонялись без дела, мурлыкали и шелестели. - О, Диана, - сказала наконец Аня, сжимая руки и понизив голос почти до шепота, - как ты думаешь... о, как ты думаешь, ты можешь полюбить меня хоть чуть-чуть... настолько, чтобы стать моей задушевной подругой? Диана засмеялась. Диана всегда смеялась, прежде чем заговорить. - Думаю, что да, - сказала она искренне. - Я ужасно рада, что ты будешь жить в Зеленых Мезонинах. Это замечательно, что теперь есть с кем поиграть. Здесь по соседству нет никакой девочки, с которой можно бы было поиграть, а моя сестра слишком маленькая. - Ты поклянешься быть моей подругой навеки? - горячо спросила Аня. Диана, казалось, была возмущена. - Это ужасно нехорошо - клясться, - сказала она укоризненно. - Нет-нет, моя клятва не такая! Есть два вида клятв, понимаешь! - Я слышала только об одном, - сказала Диана с сомнением. - Нет, есть совсем другой. В нем нет ничего нехорошего. Просто торжественное обещание. - Ну, тогда другое дело, - согласилась Диана с облегчением. - А как ты это делаешь? - Мы должны взяться за руки... вот так, - сказала Аня серьезно. - Правда, это нужно сделать над бегущей водой, но мы можем вообразить, что эта дорожка и есть бегущая вода... Я скажу клятву первая. Я торжественно клянусь быть верной моей задушевной подруге Диане Барри, пока солнце и луна существуют. Теперь ты скажи, только вставь мое имя. Диана повторила "клятву", рассмеявшись в ее начале и конце. Потом она сказала: - Ты странная девочка, Аня. Я уже слышала, что ты странная. Но мне кажется, что я буду тебя очень любить. Когда Марилла и Аня отправились домой, Диана проводила их до самого мостика через ручей. Девочки шли обнявшись. У ручья они расстались, несколько раз пообещав друг другу провести вместе завтрашний день. - Ну как, нашла ты в Диане родственную душу? - спросила Марилла, когда они уже шли через свой сад. - О да! - вздохнула Аня блаженно, не замечая насмешки в словах Мариллы. - О, Марилла, в эту минуту я - самая счастливая девочка на острове Принца Эдуарда. И уверяю, я прочитаю сегодня молитву с огромным удовольствием. Завтра мы с Дианой собираемся построить домик для игры в березовой роще мистера Уильяма Белла. Можно мне взять разбитую фарфоровую чашку, которая лежит в сарае? У Дианы день рождения в феврале, а у меня в марте. Вам не кажется, что это очень необычное стечение обстоятельств? Диана даст мне почитать книжку. Она говорит, что книжка просто замечательная и ужасно захватывающая. Она мне покажет место в лесу, где растут маленькие лилии. Вам не кажется, что у Дианы очень выразительные глаза? Я хотела бы, чтобы у меня были выразительные глаза. Диана научит меня песенке "Нелли в орешнике" и даст мне картинку, чтобы повесить в моей комнате. Это совершенно прелестная картинка, - говорит Диана, - - прекрасная дама в голубом шелковом платье. Ей дал эту картинку торговец швейными машинами. Жаль, что у меня нет ничего, чтобы подарить Диане. Я на дюйм выше, чем Диана, но она гораздо толще. Она говорит, что хотела бы быть худой, потому что это гораздо изящнее, но я боюсь, она так сказала, только чтобы меня утешить. А еще мы собираемся пойти к морю собирать ракушки. Мы договорились, что назовем источник возле бревенчатого мостика Ключом Дриад. Правда, изысканно? Я однажды читала рассказ об источнике, который так назывался. Мне кажется, дриада - это что-то вроде взрослой феи. - Да-а... Единственное, на что я надеюсь, это что ты не заговоришь Диану насмерть, - сказала Марилла. - Но, составляя свои планы, Аня, ты должна помнить, что нельзя играть с утра до вечера. У тебя будут обязанности, и они должны стоять на первом месте. Чаша Аниного счастья уже была полна, но Мэтью ее переполнил. Он только что вернулся домой из магазина в Кармоди. Смущенно вытянув из кармана маленький кулечек, он вручил его Ане, примирительно взглянув на Мариллу. - Ты говорила, что любишь шоколадные конфеты. Вот, я привез для тебя, - сказал он. - Хм, - фыркнула Марилла, - испортишь ей зубы и желудок. Ну-ну, детка, не смотри так печально. Можешь съесть их, раз уж Мэтью съездил и привез. Он поступил бы лучше, если бы привез тебе мятных леденцов. Они полезнее. И не съедай все сразу, а то заболеешь. - О, нет-нет, - сказала Аня горячо. - Я съем сегодня вечером только одну. И можно мне отдать половину конфет Диане? Остальные будут для меня в два раза слаще, если я подарю половину ей. Восхитительно, что у меня есть что-то, что я могу ей подарить. - Нужно сказать в похвалу Ане, - заметила Марилла, когда девочка ушла к себе в мезонин, - она не жадная. Я рада, потому что терпеть не могу жадности в ребенке. Боже мой, всего три недели, как она у нас, а мне кажется, будто она была здесь всегда. Я просто не могу представить дом без нее. Ну-ну, Мэтью, не делай мины: я, мол, тебе говорил. Это и у женщины неприятно, и уж совсем невыносимо у мужчины. Я открыто готова признать: я рада, что согласилась оставить у нас этого ребенка, и она мне все больше нравится, но не надо мне это постоянно подчеркивать, Мэтью.