Жил-был бедный принц. Королевство у него было совсем маленькое, но какое-никакое, а все же королевство — хоть женись, и вот жениться-то он как раз и хотел. Оно, конечно, дерзко было взять да спросить дочь императора: «Пойдешь за меня?»

 Но он осмелился. Имя у него было известное на весь свет, и сотни принцесс сказали бы ему спасибо, но вот что ответит императорская дочь? А вот послушаем. На могиле отца принца рос розовый куст, да какой красивый! 

Цвел он только раз в пять лет, и распускалась на нем одна-единственная роза. Зато сладок был ее аромат, понюхаешь — и сразу забудутся все твои горести и заботы. А еще был у принца соловей, и пел он так, будто в горлышке у него были собраны все самые чудесные напевы на свете. Вот и решил принц подарить принцессе розу и соловья. Положили их в большие серебряные ларцы и отослали ей. Повелел император принести ларцы к себе в большой зал — принцесса играла там в гости со своими фрейлинами, ведь других-то дел у нее не было.

 Увидела принцесса ларцы с подарками, захлопала в ладоши от радости. — Ах, если б тут была маленькая киска! — сказала она. Но появилась чудесная роза. — Ах, как мило сделано! — в голос сказали фрейлины. — Мало сказать мило, — отозвался император, — прямо-таки недурно! Только принцесса потрогала розу и чуть не заплакала. — Фи, папа! Она не искусственная, она настоящая. — Фи! — в голос повторили придворные. — Настоящая! — Погодим сердиться! Посмотрим сначала, что в другом ларце! — сказал император. 

И вот выпорхнул из ларца соловей и запел так дивно, что поначалу не к чему и придраться было. — Бесподобно! Великолепно! — сказали фрейлины; все они болтали по-французски одна хуже другой. — Эта птица так напоминает мне органчик покойной императрицы! — сказал один старый придворный. — Да, да, и звук тот же, и манера! — Да! — сказал император и заплакал, как ребенок. — Надеюсь, птица не настоящая? — спросила принцесса. — Настоящая! — ответили посланцы, доставившие подарки. — Ну так пусть летит, — сказала принцесса и наотрез отказалась принять принца. Только принц не унывал; вымазал лицо черной и бурой краской, нахлобучил на глаза шапку и постучался в дверь. — Здравствуйте, император! — сказал он. — Не найдется ли у вас во дворце местечка для меня? — Много вас тут ходит да ищет! — отвечал император. — Впрочем, постой, мне нужен свинопас! У нас пропасть свиней! 

Так и определили принца свинопасом его величества и убогую каморку рядом со свинарником отвели, и там он должен был жить. Ну вот, просидел он целый день за работой и к вечеру сделал чудесный маленький горшочек. Весь увешан бубенцами горшочек, и когда в нем что-нибудь варится, бубенцы вызванивают старинную песенку: Ах, мой милый Августин, Все прошло, прошло, прошло! Но только самое занятное в горшочке то, что если подержать над ним в пару палец — сейчас можно узнать, что у кого готовится в городе. 

Слов нет, это было почище, чем роза. Вот раз прогуливается принцесса со всеми фрейлинами и вдруг слышит мелодию, что вызванивали бубенцы. Стала она на месте, а сама так вся и сияет, потому что она тоже умела наигрывать «Ах, мой милый Августин», — только эту мелодию и только одним пальцем. — Ах, ведь и я это могу! — сказала она. — Свинопас-то у нас, должно быть, образованный. Послушайте, пусть кто-нибудь пойдет и спросит, что стоит этот инструмент. 

И вот одной из фрейлин пришлось пройти к свинопасу, только она надела для этого деревянные башмаки. — Что возьмешь за горшочек? — спросила она. — Десять поцелуев принцессы! — отвечал свинопас. — Господи помилуй! — Да уж никак не меньше! — отвечал свинопас. — Ну, что он сказал? — спросила принцесса. — Это и выговорить-то невозможно! — отвечала фрейлина. — Это ужасно! — Так шепни на ухо! 

И фрейлина шепнула принцессе. — Какой невежа! — сказала принцесса и пошла дальше, да не успела сделать и нескольких шагов, как бубенцы опять зазвенели так славно: Ах, мой милый Августин, Все прошло, прошло, прошло! — Послушай, — сказала принцесса, — поди спроси, может, он согласится на десять поцелуев моих фрейлин? — Нет, спасибо! — отвечал свинопас. — Десять поцелуев принцессы или горшочек останется у меня. — Какая скука! — сказала принцесса. — Ну, станьте вокруг меня, чтобы никто не видел! Загородили фрейлины принцессу, растопырили юбки, и свинопас получил десять поцелуев принцессы, а принцесса горшочек. Вот радости-то было! Весь вечер и весь следующий день стоял на огне горшочек, и в городе не осталось ни одной кухни, будь то дом камергера или сапожника, о которой бы принцесса не знала, что там стряпают. Фрейлины плясали от радости и хлопали в ладоши. — Мы знаем, у кого сегодня сладкий суп и блинчики! Знаем, у кого каша и свиные котлеты! Как интересно! — В высшей степени интересно! — подтвердила обергофмейстерша. — Но только держите язык за зубами, ведь я дочь императора! — Помилуйте! — сказали все.

 А свинопас — то есть принц, но для них-то он был по-прежнему свинопас — даром времени не терял и смастерил трещотку. Стоит повертеть ею в воздухе — и вот уж она сыплет всеми вальсами и польками, какие только есть на свете. — Но это же бесподобно! — сказала принцесса, проходя мимо. — Просто не слыхала ничего лучше! 

Послушайте, спросите, что он хочет за этот инструмент. Только целоваться я больше не стану! — Он требует сто поцелуев принцессы! — доложила фрейлина, выйдя от свинопаса. — Да он, верно, сумасшедший! — сказала принцесса и пошла дальше, но, сделав два шага, остановилась. — Искусство надо поощрять! — сказала она. — Я дочь императора. Скажите ему, я согласна на десять поцелуев, как вчера, а остальные пусть получит с моих фрейлин! — Ах, нам так не хочется! — сказали фрейлины. — Какой вздор! — сказала принцесса. — Уж если я могу целовать его, то вы и подавно! Не забывайте, что я кормлю вас и плачу вам жалованье! Пришлось фрейлине еще раз сходить к свинопасу. — Сто поцелуев принцессы! — сказал он. — А нет — каждый останется при своем. — Становитесь вокруг! — сказала принцесса, и фрейлины обступили ее, а свинопас принялся целовать. — Это что еще за сборище у свинарника? — спросил император, выйдя на балкон. Он протер глаза и надел очки. — Не иначе как фрейлины опять что-то затеяли! 

Надо пойти посмотреть. И он расправил задники своих туфель — туфлями-то ему служили стоптанные башмаки. И-эх, как быстро он зашагал! Спустился император во двор, подкрадывается потихоньку к фрейлинам, а те только тем и заняты, что поцелуи считают: ведь надо же, чтобы дело сладилось честь по чести и свинопас получил ровно столько, сколько положено, — ни больше, ни меньше. Вот почему никто и не заметил императора, а он привстал на цыпочки и глянул. — Это еще что такое? — сказал он, разобрав, что принцесса целует свинопаса, да как хватит их туфлей по голове! Случилось это в ту минуту, когда свинопас получал свой восемьдесят шестой поцелуй. — Вон! — в гневе сказал император и вытолкал принцессу со свинопасом из пределов своего государства. Стоит и плачет принцесса, свинопас ругается, а дождь так и поливает. — Ах я горемычная! — причитает принцесса. — Что бы мне выйти за прекрасного принца! Ах я несчастная!..

 А свинопас зашел за дерево, стер с лица черную и бурую краску, сбросил грязную одежду — и вот перед ней уже принц в царственном облачении, да такой пригожий, что принцесса невольно сделала реверанс. — Теперь я презираю тебя! — сказал он. — Ты не захотела выйти за честного принца. Ты ничего не поняла ни в соловье, ни в розе, зато могла целовать за безделки свинопаса. Поделом тебе! Он ушел к себе в королевство и закрыл дверь на засов.

 А принцессе только и оставалось стоять да петь: Ах, мой милый Августин, Все прошло, прошло, прошло!