У сороки с утра язык так и чесался. Не могла сорока молчком жить. Скакала сорока по опушке и не знала, с кем бы ей поболтать.
Скакала-скакала и на лошадь чуть не налетела.
— А-ах, какая встреча! — застрекотала сорока, — как ты поживаешь, уважаемая лошадь? Хорошо?
Лошадь закивала головой.
Сорока в восторге подпрыгнула:
— Я так и знала! Поверь, я это знала! Очень, очень приятно, что ты живёшь хорошо! А скажи, я здорово подскакиваю?
Лошадь закивала головой.
Сорока в восторге подпрыгнула:
— Я так и знала! Поверь, я это знала! А скажи, у меня длинный хвост?
Лошадь закивала головой.
Сорока в восторге подпрыгнула:
— Я так и знала! Поверь, я это знала! Ну, будь здорова, а я дальше поскачу! Понимаешь, дела-дела!
И сорока скоком-скоком, боком-боком от лошади, довольная, что так приятно с лошадью поговорила.
А лошадь сорочьего языка не понимала, а головой кивала, слепней отгоняла.
Дверь
Позвал Топтыгин мышь-землеройку и пробасил:
— Э-э, любезная, оборудуй-ка мне мою берлогу, чтоб и хозяину было приятно, и всем в округе на удивленье!
— Это мы с полным нашим, значит, удовольствием, — откашлялась мышь-землеройка, — век, твоё степенство, благодарить нас будешь.
— Ну, коли так, за мной не пропадёт, — обрадовался Топтыгин, — ты действуй, а я пока медку пособираю.
Топтыгин — в лес, мышь-землеройка — за дело.
По осени Топтыгин заявился на поляну с бочонком меда и ахнул. Перед берлогой такая дверь стоит, зажмуришься. Доски резные, гвозди золотые, гуси-лебеди вдоль и поперёк, а посерёдке серебряный замок.
Заглянул Топтыгин в берлогу, а там как было, так и есть. Ни встать, ни сесть, ни дух перевесть.
— А берлога-то? — крякнул Топтыгин. — Берлога!
— А что берлога? — засуетилась мышь-землеройка. — В берлоге твоему степенству одному сидеть, а дверь-то всякому смотреть! По двери, глядь, и чины тебе образуются.
«А что? — поостыл Топтыгин, — может, в этом и соль? Почтительнее в такую-то дверь стучать будут!»
|
