Даже маленький аэродром можно было разглядеть во всех подробностях: посадочная площадка, окружённая, согласно предписанию, прожекторами, а рядом с ней несколько ангаров для самолётов и низкое длинное строение, в котором размещались радиостанция и служба погоды. Когда Тим выглянул из окна, он увидел на посадочной площадке два самолёта. 

Третий в эту минуту как раз приземлялся; какой-то пёстро одетый всадник неподвижно стоял возле белой стены длинного здания. Как видно, это был Селек Бай. Вдруг Тим Талер услышал, что кто-то вполголоса зовёт его по имени: — Господин Талер!

 Тим отвернулся от окна и открыл дверь. За дверью стоял синьор ван дер Толен, с которым он вчера обменялся всего лишь несколькими вежливыми фразами на лестнице с собаками, так как барон почти без передышки болтал о маргарине. — Нельзя ли мне поговорить с вами, господин Талер? Но так, чтобы об этом не узнал барон. — Я ничего не скажу барону, если вы этого не хотите. Только где он сейчас? — Он едет на аэродром встречать мистера Пенни. 

Синьор ван дер Толен вошёл тем временем в комнату и расположился в плетёной качалке. Тим запер дверь и сел на скамеечку, стоящую в углу, — теперь он мог смотреть в окно, не выпуская из поля зрения комнату. Ван дер Толен, как Тим заметил уже в первую встречу, был человеком не слишком разговорчивым.

 Об этом можно было судить хотя бы по форме его рта. Рот ван дер Толена представлял собой прямую узкую линию — только концы её чуть заметно загибались кверху — и был похож на закрытую пасть акулы. — Я пришёл к вам в связи с тем, что завещание о наследстве юридически ещё окончательно не оформлено, — сказал этот португалец с голландской фамилией. — Речь идёт об акциях с правом решающего голоса, о так называемом контрольном пакете акций, принадлежащем барону. Вы разбираетесь в акциях? — Нет, — ответил Тим, глядя в окно. В эту минуту коляска барона подкатила к аэродрому. Синьор ван дер Толен медленно раскачивался в плетёной качалке. Его белёсо-голубые глаза пристально смотрели на Тима сквозь стёкла очков. 

Взгляд у него был холодный, но не колючий. — Так вот, с акциями дело обстоит следующим образом… Барон, сидевший в коляске, обернулся и помахал Тиму рукой. Тим помахал ему в ответ. — Акции представляют собой долю участия в капитале… Теперь разноцветный всадник отделился от белой стены. Селек Бай поскакал навстречу коляске Треча. — Мне придётся пояснить мою мысль наглядным примером. Вы меня слушаете? — Да, — ответил Тим и отвёл взгляд от окна. — Итак, представьте себе, господин Талер, что решено разбить сад. (Тим кивнул.) Но человеку, который взялся за это дело, не хватает денег чтобы купить все нужные для сада молодые яблони, и он засаживает только одну часть сада. Остальные яблони покупают и сажают другие люди. Когда же яблони вырастают и начинают приносить плоды, каждый посадивший яблони получает такую часть яблок, которая соответствует количеству посаженных им яблонь.

 Причём в каждом году количество яблок, составляющих эту часть, разное. Тим принялся считать вслух: — Значит, если я из ста яблонь посадил двадцать и в саду собрали сто центнеров яблок, то я получу из них двадцать центнеров? Правильно? — Не совсем! — Синьор ван дер Толен едва заметно улыбнулся. — Надо заплатить садовникам и рабочим. 

Кроме того, деревья, которые не принялись, необходимо заменить новыми. Но мне кажется, вы уже примерно поняли, что такое акции. Тим кивнул: — Акции — это те деревья, которые я посадил. Они — моя доля в саду и в урожае. — Очень хорошо, господин Талер. Синьор ван дер Толен снова начал молча раскачиваться в качалке, а Тим опять взглянул в окно. Коляска уже возвращалась с аэродрома обратно в замок. Селек Бай, как и вчера, сопровождал её верхом. Рядом с Тречем в коляске сидел полный, лысый господин. — Барон уже возвращается в замок, синьор ван дер Толен. — Тогда я коротко изложу вам мою просьбу, господин Талер. Завещание составлено таким образом, что новый барон… — Как так новый барон? — перебил его Тим. Но тут он заметил по лицу коммерсанта, что тот ничего не знает о тайне барона. Поэтому он быстро добавил: — Извините, пожалуйста, что я вас перебил. Несмотря на то что ван дер Толен глядел на него, высоко подняв брови, Тим не сказал больше ни слова. И синьор ван дер Толен начал сначала: — Завещание составлено так хитро, что новый барон имеет возможность оспаривать в судебном порядке ваше наследство, если он этого захочет. Впрочем, это касается только его и вас… Меня здесь интересуют лишь акции с решающим голосом. 

Тим увидел в окно, что коляска и всадник остановились у подножия лестницы. Господа, очевидно, вели оживлённый разговор. — А что такое акции с решающим голосом? — спросил Тим. — В нашем акционерном обществе, господин Талер, есть несколько акций стоимостью примерно в двадцать миллионов португальских эскудо. Те, кто владеет ими, имеют право решающего голоса в правлении общества. Только от них зависят все решения — больше ни от кого. — И я наследую эти акции, синьор ван дер Толен? — Часть из них, господин Талер. 

Остальные принадлежат Селек Баю, мистеру Пенни и мне. Мистер Пенни, очевидно, и был тот лысый толстяк, который сейчас медленно поднимался вверх по лестнице в сопровождении Треча и Селек Бая. — И вы хотите купить у меня мои акции с решающим голосом? — Если бы я и хотел, то всё равно не мог бы этого сделать.

 Пока вам не исполнится двадцать один год, акциями распоряжается барон. Но когда вы вступите в законное владение наследством, я охотно куплю у вас эти акции. Я предлагаю вам за них уже сейчас любое из предприятий нашей фирмы. Это предприятие будет принадлежать вам даже в том случае, если ваше право на наследство будет по какой-либо причине объявлено недействительным. Португалец поднялся с качалки. Рот его снова превратился в закрытую пасть акулы. Он сказал на этот раз необычайно много по сравнению с тем, сколько говорил всегда. Теперь очередь была за Тимом. И Тим сказал: — Я обдумаю ваше предложение, синьор ван дер Толен. — Пожалуйста, обдумайте его, господин Талер! У вас есть на это ещё три дня.

 С этими словами коммерсант вышел из комнаты Тима. Когда Тим снова глянул в окно, лестница, ведущая к замку, была уже пуста. Тим остался один. Здесь, в башне замка, сидел мальчик по имени Тим Талер, четырнадцати лет от роду, выросший в узком переулке большого города; мальчик без улыбки, но по власти и богатству — будущий король. Король — конечно, лишь в том случае, если такая корона будет иметь для него какую-нибудь ценность. Тим до сих пор не имел ещё полного представления о размерах своего богатства. И всё же он знал, что громадная флотилия судов фирмы барона Треча пересекает моря и океаны. Он догадывался, что самые громадные рынки мира, как тот рынок в Афинах, изо дня в день и из года в год умножают его богатства; он представлял себе целую армию директоров, служащих и рабочих — сотни, тысячи, может быть, даже десятки тысяч людей, исполняющих его приказы. Эти картины щекотали самолюбие Тима.

 Он казался себе похожим на одинокого баварского короля из сказки о котором с таким восторгом рассказывала старенькая учительница в школе на уроке истории. Он мечтал, как проедет в золотой карете, сопровождаемый скачущим на коне Селек Баем, мимо булочной-кондитерской фрау Бебер, на глазах у всего переулка. 

А соседи будут стоять и смотреть на него, широко раскрыв рты. На мгновение мальчик в башне забыл о своём потерянном смехе — он мечтал, он придумывал сказку о том, как он стал королём. Но действительность выглядела по-иному. Действительность звалась маргарином и готовилась вскоре грубо напомнить ему о его потерянном смехе.