Такие вот деда, – размышлял Моховая Борода, лежа на поляне. – Образно говоря, я подобен дереву, на котором птички свили себе гнездо. Разница только в том, что дерево стоит, а я должен лежать. И дерево впитывает своими корнями всевозможные питательные соки, а у меня нет корней, чтобы впитать даже глоток воды. 

От долгого лежания не на шутку разболелась поясница. Хоть бы разок потянуться, но и этого нельзя – малейшее движение может потревожить птицу-маму. Моховая Борода с отчаянием подумал: «Во имя чего я должен так страдать?» И тут, словно в ответ, он услышал негромкий треск. «Тиу-тиу-тиу!..» – послышался из его бороды голосок.

 Из яйца вылупился первый птенец! – Добро пожаловать, малыш! – растроганно прошептал Моховая Борода. – Добро пожаловать в этот огромный сложный, но такой интересный мир. Он сразу забыл и про жажду, и про голод, и про боль в пояснице, и про все прочие неудобства. Он чувствовал себя чуть ли не отцом этого птенчика. Тут снова раздался треск. 

И писк. Это был второй птенец. А потом вылупился третий, и четвертый, и пятый. Пять птенцов. Пять неокрепших жизней. Птица-мама прыгнула на край гнезда, чтобы убрать пустую скорлупу. Видно, она была очень довольна своими детками. 

Теперь и Моховая Борода смог разглядеть их. Пять пушистых комочков разом распахнули свои клювики. – Маленькие мои! – заговорил Моховая Борода. – Миленькие! Вот вы и вылупились из яйца. Вы пришли принять участие в самой диковинной и в самой прекрасной затее природы, называемой жизнью. Я должен вам прямо сказать: вы явились на свет в тяжелое время, в очень тяжелое время. Разве вас приветствуют радостные и ликующие птичьи трели?

 О нет, малыши, птичьи песни смолкли! Разве мама высидела вас в кроне дерева, среди приветливо шелестящей листвы? О нет, она была вынуждена сделать это в моей бороде! Потому что беда и разорение обрушились на лес. И тенистые рощи, и прекрасные цветущие лужайки захвачены ордами кровожадных кошек… В этот момент снова раздался треск, но не похожий на прежний и более громкий. – Что это такое? – удивился Моховая Борода. – Ведь в гнезде было пять яиц. Ровно пять и ни одним больше. На сей раз за треском не последовало никакого писка. И вдруг Моховая Борода сообразил, что треск мог раздаться откуда угодно, но только не из его бороды. Треск послышался со стороны опушки. Так трещит под ногой сухая ветка.

Моховая Борода поднял глаза. На него смотрел большой серый кот! «Ах вот как, – подумал Моховая Борода, оправившись от первого испуга. – Пожаловал, бандит. Конечно же, он выслеживает бедненьких птенчиков».

 Поведение кота вскоре подтвердило опасения Моховой Бороды. Зверь подползал медленно, украдкой, как и положено кошке, подстерегающей добычу. Опасность заметила и птица-мама. С отчаянным криком она поднялась было в воздух, но быстро опомнилась и попыталась увлечь кота за собой. Высоко подпрыгивая, она побежала в сторону от гнезда, беспомощно волоча крыло, будто оно повреждено. Однако кот разгадал хитрость птицы-мамы и не дал себя провести. Он бросил на нее равнодушный взгляд и продолжал подкрадываться к Моховой Бороде. «Едва ли я смогу защитить птенцов от этого обнаглевшего разбойника, – в ужасе подумал Моховая Борода. – Руки и ноги затекли от лежания, и от голода я совсем ослабел». 

Больше он не успел ничего подумать: кот молнией бросился прямо к нему. Зеленые глаза горели яростным огнем, а когти готовы были вот-вот разодрать гнездо. Моховая Борода быстро накрыл гнездо обеими руками и приготовился ударить врага правой ногой. Большего он сделать не мог. И тут кот исчез. Он будто испарился. Его просто не стало. – Как сквозь землю провалился, – удивился Моховая Борода. В тот же миг он услышал жалобное мяуканье.

 Оно раздавалось откуда-то из-под земли. – В западню попал! – сообразил Моховая Борода. – Птенцы спасены! Сердце билось сильно и часто – от пережитого потрясения и от огромной радости. Птица-мама поспешно подлетела к гнезду и принялась ласкать птенчиков, поочередно поглаживая их клювом. – Они спасены, – повторил Моховая Борода, растроганно наблюдая эту картину. – Какое счастье! Тут он почувствовал непреодолимую усталость. 

Дыхание его успокоилось, глаза медленно закрылись. Он еще раз счастливо улыбнулся и уже сквозь сон услышал, как с радостным щебетанием вернулся птица-папа и как птицы вдвоем подхватили гнездо и улетели. Моховая Борода спал сладко и крепко. И проснулся только от грохота подъехавшего фургона, из которого вышли Полботинка и Муфта. – Надо же, – засмеялся Полботинка, – птица вместе с гнездом давно улетела, а наш отважный Моховая Борода по-прежнему лежит на своем посту. – Я тут задремал чуток, – пробормотал Моховая Борода и проворно сел. – Ну, как ваши дела? – Мы с Муфтой совершили подвиг, – важно сообщил Полботинка. – А ты? – Я не совершил ничего, – скромно ответил Моховая Борода. – Но один здоровенный котище совершил тут тигриный прыжок. Должно быть, теперь он сидит в западне. – В западне? – воскликнул Муфта. – Во всяком случае, я так думаю, – сказал Моховая Борода. Наконец он встал, и друзья втроем направились к устроенной ими западне. Сквозь еловые ветки на них смотрела унылая кошачья морда. – Этот разбойник хотел напасть на птичье гнездо, но, к счастью, на его пути оказалась западня, – объяснил Моховая Борода. – Жаль только, кот не белый, а серый. Может быть, вы что-нибудь узнали об Альберте?

 Муфта покачал головой. – Мы тоже не встретили ни одного белого кота, – промолвил он и во всех подробностях рассказал о том, что они с Полботинком делали и что пережили. – Альберта в лесу, наверное, нет, – встревожился Моховая Борода. – Если бы вокруг бродила хоть одна кошка, птички не отважились бы забрать гнездо из моей бороды. 

Вероятно, птица-папа облетел лес и понял: опасность миновала. – Давайте отнесем старушке хотя бы серого кота, раз уж он попался, – предложил Полботинка. – Между прочим, у этого серого кота и бантик на шее, правда, не голубой, а, скорее, серо-бурый. – Делать нечего, – согласился с ним Муфта. – Если негде взять белого кота, то пусть хоть серый немного утешит старушку. – Ладно, – сказал Моховая Борода. – Но прежде надо как следует поесть и выспаться.

 А утром, я считаю, самое время трогаться в путь. Возражать ему никто не стал.