С этого самого дня Чиполлино начал работать в мастерской Виноградинки и скоро достиг больших успехов в сапожном деле: натирал воском дратву, подбивал подмётки, ставил набойки, снимал мерку с ног заказчиков и при этом не переставал шутить. 

Мастер Виноградинка был доволен им, и дела у них шли отлично не только потому, что они усердно работали, но и потому, что многие заходили в мастерскую, чтобы посмотреть на смелого мальчишку, которыми заставил плакать самого кавалера Помидора.

 За короткое время Чиполлино приобрёл много новых знакомых.
Первым пришёл профессор Груша, учитель музыки, со скрипкой под мышкой. За ним влетело целое облако мух и ос, потому что скрипка профессора Груши была сделана из половинки ароматной, сочной груши, а мухи, как известно, большие охотницы до всего сладкого. 

Очень часто, когда профессор Груша давал концерт, слушатели кричали ему из зала:
– Профессор, обратите внимание – на вашей скрипке сидит большая муха! Вы из-за неё фальшивите!
Тут профессор прерывал игру и гонялся за мухой до тех пор, пока ему не удавалось прихлопнуть её смычком.

А иногда в его скрипку залезал червяк и проделывал в ней длинные извилистые коридоры.

 Инструмент от этого портился, и профессору приходилось обзаводиться новым, чтобы играть как следует, а не фальшивить.
Вслед за профессором Грушей явился огородник Лук Порей. У него был густой чуб, спадающий на лоб, и длинные-предлинные усы.

 – Из-за этих усов, – жаловался Лук Порей Чиполлино, – у меня немало неприятностей. Когда моя жена собирается сушить белье, она сажает меня на балкон, привязывает мои усы за кончики к двум гвоздям и вешает на них свои простыни, рубашки и чулки. А я должен сидеть на солнце до тех пор, пока белье не высохнет. Вот видишь, какие у меня следы на усах!
Действительно, на усах Лука Порея виднелись следы от деревянных защипок.
Однажды в мастерскую пришло семейство Тысяченожек: отец и двое сыновей – Тысяченожка и Тысячелапка.

 Сыновья ни одной минуты не могли спокойно постоять на месте.
– Они у вас всегда такие непоседы? – спросил Чиполлино.
– Что вы! – вздохнул Тысяченожка-отец. – Сейчас-то они ещё спокойны, как ангелы, а вот вы бы посмотрели, что с ними делается, когда моя жена их купает! Пока она моет им переднюю сотню ног, они успевают загрязнить задние; вымоет задние – глядь, а передние снова чернее чёрного.

 Она возится с ними без конца и каждый раз изводит целый ящик мыла.
Мастер Виноградинка почесал затылок и спросил:
– Ну что, снимать с ваших малышей мерку?
– Да что вы, бог с вами, разве я могу заказать столько башмаков! Мне пришлось бы работать всю жизнь, чтобы заплатить за тысячу пар ботинок.
– Верно, – согласился мастер Виноградинка. – Да у меня на них и кожи в мастерской не наберётся.
– Ну, так вы посмотрите, какие из ботинок больше всего износились. 

Сменим хотя бы несколько пар.
Пока мастер Виноградинка и Чиполлино осматривали у ребят подмётки и набойки, Тысяченожка и Тысячелапка изо всех сил старались стоять спокойно, но это у них не очень-то выходило.
– Ну вот, – сказал сапожник, – этому мальцу нужно переменить первые две пары и ещё трёхсотую пару.
– Нет, трёхсотая пока ещё годится, – торопливо возразил отец Тысяченожка. – Подбейте ему только каблуки.
– А другому мальчугану надо сменить десять башмаков подряд на правой стороне.
– Сколько я им твержу, чтобы они не шаркали ногами!

 Да разве эти ребята умеют ходить? Они скачут, приплясывают, прыгают на одной ноге. И что же получается в конце концов: все правые башмаки стоптались раньше левых. Вот как туго приходится нам, Тысяченожкам!

 Мастер Виноградинка только рукой махнул:
– Эх, все дети одинаковы! Две у них ноги или тысяча – это, в сущности, всё равно. Они способны изорвать тысячу пар ботинок на одной-единственной ноге.
Наконец семья Тысяченожек засеменила прочь.

 Тысяченожка и Тысячелапка умчались, как на колёсах. Папа Тысяченожка не умел так быстро передвигаться – он немного прихрамывал. Совсем чуть-чуть, всего только на сто восемнадцать ног.