Пять раз он без толку мылил её, пока в дело не вмешался Федькин. — Настоящие моряки стирают чуть-чуть иначе! — сказал он. — Смотри. — Он намылил тельняшку в шестой раз, намылил свои носки и брюки, потом связал всё это тонкой верёвкой-выброской и спустил за борт. — Что ты делаешь? — крикнул Солнышкин. — Избавляю руки от лишнего труда! Тельняшка и брюки запрыгали по волнам, а Солнышкин и Федькин уселись на канат. 

Солнце обжигало плечи. Федькин насвистывал мексиканскую песню. Солнышкин одним глазом косил на тельняшку, а другим успевал замечать всё, что встречалось на пути, и размышлял. Чаек он уже видел, медуз и камбалу тоже, дельфинов встречал, пережил почти тропический ливень в доме старого Робинзона. Настоящему моряку не хватало настоящей качки.

 Волны и сейчас были спокойными, прозрачно-синими, и в глубине мелькали клочья морской травы. «Не везёт», — подумал Солнышкин. Ему хотелось бури. — Хотя бы маленькая качка, — мечтательно сказал он вслух. Федькин молчал. 

— Хочется посмотреть на настоящий шторм, — сказал Солнышкин. — Не надо торопиться, — заметил Федькин и вдруг вскочил. Выброска лопнула, его сингапурские носки и одна штанина скакали по волнам обратно к Океанску. 

А тельняшка Солнышкина размахивала руками. — Тяни, тяни! — запрыгал Федькин и выдернул выброску с тельняшкой и остатками своих брюк. Солнышкин испуганно бросился проверять рубаху, а Федькин взял двумя пальцами штанину и сказал: — Везёт человеку. 

Подумать, что было бы со мной, если бы я сам сидел в этих брюках! — Он бросил штанину боцману на тряпки и направился в каюту.