Всю ночь судно бросало с волны на волну. За иллюминаторами грохотало, и по стёклам били брызги. — Держись крепче! — кричал Перчиков и хотел привязать Солнышкина к койке. Солнышкин упирался то ногами, то головой в переборку, и ему казалось, что внутри у него взад и вперёд перекатываются гружёные вагонетки. Но к утру шторм успокоился. 

И Солнышкин враскачку вышел на палубу. Море было зелёным и так пахло арбузами и свежими огурцами, что из него можно было делать салат. Волны были белыми, лохматыми и прыгали у борта, как пудели в цирке. 

Солнышкину хотелось по— свойски потрепать их по загривку. Он перегнулся через борт, но тут за спиной раздался голос Перчикова: — Любуешься природой? А наверху баталия! Солнышкин побежал за Перчиковым. В коридоре стоял гам. Полкоманды толпилось около каюты уборщицы Таи. Каюта находилась возле капитанской. Тая стояла с чемоданчиком и узелком и утирала глаза. В дверях топтался капи тан с клеткой в руках. Перчиков возмущённо взмахнул руками: — Из-за какого-то попугая переселять человека! — Не из-за какого-то, а из-за ценного. 

Он куплен у факира в Индии! — с усмешкой возразил Плавали-Знаем. — Не имеете права! — Послушайте, Огурчиков, — Плавали-Знаем многозначительно поднял палец, — вы мне надоели… — Во-первых, не Огурчиков, а Перчиков! — оскорбился Перчиков. — А во-вторых, мы будем жаловаться начальству! — Начальство вас готово выслушать, — сказал Плавали-Знаем. Он повесил клетку на вешалку, запер каюту и опустил ключ в карман. И попугай опять показался Солнышкину очень знакомым. Тая взяла чемоданчик и, всхлипывая, пошла к молоденькой буфетчице Марине, которая поддерживала её под руку. Толпа зашумела.

 Все были возмущены. И только артельщик сверкнул зубами: — Будь я капитаном, я бы отхватил себе не одну каюту, а все четыре! — И кривыми ногами он начал выписывать твист. — Прекрати! — крикнул Перчиков. — А-а, Огурчиков, вам не нравится? — засмеялся артельщик. — Вертится, как камбала на крючке! — обозлился Перчиков и сплюнул.

 Боцман только посмотрел под ноги, но промолчал. — А может, попугай и вправду особо ценный? — сказал он, вздохнув. — Будь он трижды индийский… — начал Перчиков. Но тут из-за двери на чисто русском языке раздался крик: «Загоню дурака! Доведёт до милиции!» Загоню дурака, доведёт до милиции!» 

Все переглянулись, раскрыв от удивления рты. А Солнышкин вдруг щёлкнул себя по лбу: — Вот оно что! Он сразу же вспомнил шумную барахолку на сопке, старую спекулянтку и, конечно же, знаменитого попугая из Индии. — Ну, всё! — сказал он и сжал кулаки. — Что — всё? — озадаченно спросил Перчиков. — Всё! — твёрдо ответил Солнышкин. Что «всё», он ещё не решил и сам, но кулаки его были готовы к бою.