Куда теперь? — спросил Стёпка. — Туда! — показал весёлыми глазами Васька вниз, на ресторан «Золотой кит», — Солнышкин хочет угостить старых моряков! Так ведь я говорю, Солнышкин? — Он тут же спохватился: — Я не представил тебе моего друга. 

Знакомься, Солнышкин, это лучший матрос парохода «Даёшь!». — Артельный, — подсказал Стёпка. — Вся кладовая в наших руках! — И он подбросил в руке звякнувшую связку ключей. Солнышкин живо вспомнил пароход «Даёшь!», но Васька снова заговорил. — Представляешь, — сказал он, — Петькин и Федькин не хотели пустить его даже к трапу! 

Стёпка возмутился. — А человек в море хочет, в матросы! — Да мы их — за борт, а его возьмём! И ночевать он сегодня будет в моей каюте. — И Стёпка снова подбросил в руке связку ключей. — В каюте? — спросил осторожно Солнышкин, и сердце у него громко застучало. — В моей! — сказал Стёпка. — И койки там подвесные? — поинтересовался Солнышкин. — Настоящие.

 Всё как в кино! Солнышкин даже не верил такому счастью. Между тем друзья подходили к старому, обшарпанному зданию, на котором было написано: «Золотой кит». 

Из подвальчика доносилась музыка. Пиликали скрипки, пищал кларнет, и крякал аккордеон. — Так ты угощаешь нас, Солнышкин? — спросил Васька и поставил ногу на ступеньку. — Конечно! — воскликнул Солнышкин и заглянул в дверь. Ему хотелось на славу угостить этих добрых моряков. — Спасибо! Большое спасибо, Солнышкин! — раскланялся Васька. — Только тебе самому придётся нас подождать. Вечером гражданам до шестнадцати лет вход сюда воспрещён! Растерянный Солнышкин хотел было сунуть голову в дверь, но мрачный швейцар в чёрной ливрее и белых перчатках так решительно направился к нему, что Солнышкин отпрянул. 

А день уже подходил к концу. Накатились прохладные сумерки, и по всей бухте открыли гла за ночные фонарики. На кораблях зажглись огни. И в подвальчике, у ног Солнышкина, вспыхнул свет. У Солнышкина похолодели нос и уши. 

Он заглянул в окно и сквозь занавеску увидел своих друзей. Они сидели за столом у самого окна. Перед ними громоздились тарелки с бутербродами, а посреди стола стояли кружки с пивом. — За удачу! — сказал Васька и поднял кружку. — За Солнышкина! — хихикнул Стёпка, проглотив бутерброд с красной икрой.

 Солнышкин хотел уже стукнуть в окно и потребовать хоть кусок хлеба. Но тут за его спиной раздался укоризненный голос: — Ай-яй-яй, молодой человек… Солнышкин оглянулся. На него с доброй усмешкой смотрел невысокий старичок в морской форме.

 Солнышкин, краснея, отошёл от окна и сделал вид, что прохаживается. А между тем, пока он прохаживался, в подвале происходили следующие события. Стёпка допил последнюю бутылку пива и пробормотал: — Хочу спать, пошли в каюту. — Сейчас, только закушу, — сказал Васька и ткнул по ошибке вилкой в толстую лапу артельщика. — Ого-го! — взвыл Стёпка. — Этак ты меня ночью укокошишь якорем!

 Нужен ты мне, друг нашёлся! И когда Солнышкин в третий раз заглянул в окно, он увидел, как Васькина рука, на которой было написано «Дружба — закон моря», врезалась в Стёпкин глаз так, что по всему ресторану разлетелись искры. Один из бывалых моряков с криком «Полундра!» даже бросился заливать огонь пивом. 

А Васька и Стёпка тут же вылетели на улицу. Наверное, оба друга так и легли бы под ноги прохожим. Но навстречу им бросился Солнышкин, и они вдвоём повисли на его плечах. — Солнышкин! Солнышкин! — плакал Васька. — Спаси меня, Солнышкин! Тону! Закон моря! Матрос должен спасать своего капитана. Слышишь, вода?

 Рядом и вправду булькало и плюхало, как в трюме. Это переливалось пиво в брюхе артельщика. — Тону! — кричал Васька. 

Из неё выпрыгнул молодой лейтенант, открыл заднюю дверцу и затолкал в неё обоих друзей, освободив Солнышкина от тяжёлой ноши. — Спасём! — сказал лейтенант. — Обязательно спасём! И машина скрылась в темноте.