Или, может быть, это так у вас называется рынок, где можно погулять, побеседовать со своими друзьями? – Каждый ребенок знает, что такое кино. Кино – это… – Тут Волька неопределенно поводил в воздухе руками и добавил: – Ну, в общем, придем – увидишь. Около кинотеатра стояла большая очередь в кассу. Над кассой висел плакат: «Детям до шестнадцати лет вход воспрещен». – Что с тобой, о красивейший из красавцев? – всполошился Хоттабыч, увидев, что Волька вдруг снова помрачнел. – А то со мной, – с досадой ответил Волька, – что из-за твоих россказней мы опоздали на дневной сеанс. Теперь пускают уже только с шестнадцати лет. 

И потом – видишь, какая очередь. Прямо не знаю, что теперь делать… Домой идти не хочется… – Ты не пойдешь домой! – заорал на всю площадь старик Хоттабыч. – Не пройдет и одного мгновения, как нас пропустят в твое кино, и мы пройдем в него, окруженные вниманием и восхищением. «Старый хвастунишка!» – выругался про себя Волька, сжав кулаки.

 И вдруг обнаружил в правом кулаке два билета на восьмой ряд. – Ну идем, – сказал старик Хоттабыч, которого буквально распирало от счастья. – Идем. 

Теперь-то они тебя пропустят. – Ты уверен в этом? – осведомился Волька. – Так же, как в том, что тебя ожидает великое будущее. Пусть попробуют не пропустить, – сказал он и подвел Вольку к зеркалу, висевшему около контроля. 

Волька обмер. Из зеркала на него глядело уродливое существо: в коротких штанишках, в пионерском галстуке и с бородой апостола на розовом мальчишеском лице.